Текстовая версия выпуска
Власть формы. И задачкой ее является перемешать некоторые понятия, относящиеся к очень известным направлениям психологическим, философским. И может быть, дать им немножко отстояться, для того чтобы обнаружить в них некоторые закономерности и определенные сходства. Начну со следующего пункта.
Во-первых, Фриц Перлз оказался гештальттерапевтом совершенно случайно. И вообще это направление было обозначено как гештальттерапия совершенно случайно. Этот случай был связан в основном с тем, что его жена, Лора Перлз была гештальтпсихологом. Сам-то он гештальтпсихологом не был и в этом смысле все психологическое содержание его не настолько сильно волновало: все эти разборки между ассоционистами и последующими гештальтистами – его не очень беспокоили. Собственно само название "гештальттерапия" возникло намного позже, чем возникло это направление, которое вначале было названо Фрицем Перлзом концентрационной терапией. От термина "концентрация внимания", то есть с тем, чтобы помогать людям концентрировать внимание на каких-то важных элементах своей жизни, того, что происходит с ними. Поэтому говорить о том, что Фриц Перлз буквально с момента знакомства с гештальтпсихологией был так ею очарован, что долгое время думал, как бы ее употребить для психотерапии, это неверно. Эта форма была найдена потом. То, что было вначале в области гештальттерапии – это прямое развитие психоанализа. Собственно, наверное, это и есть та реальность, которая существует и сейчас в отношении гештальта и психоанализа, что те войны, которые были в 60-х по поводу того, что психоанализ – это совсем гештальттерапия и так далее. В общем, сейчас внутри психоанализа различия между разными системами гораздо больше, чем различия между гештальтподходом и классическим психоанализом. Все они занимались критикой классического психоанализа. Это можно найти и у Юнга, и у Фромма, и у Адлера, и если вы хорошо знаете работы Фрейда, кого он обозначал, как не психоаналитиков уж точно ни в коем случае, как раз перечисленных лиц, которые являются психоаналитиками. В общем, это скорее традиция – не считаться психоаналитиками. Хотя сама по себе деятельность очень похожа. Она конечно не похожа на классический психоанализ. Кстати говоря, большинство работы психоаналитиков, сейчас, уж точно, не похоже на классический психоанализ. И первая книга Фрица Перлза как раз психоаналитическая. Потому что та форма, в которой было упакована психотерапевтическая деятельность, психоаналитическая форма, была очень сильной.
Как раз по поводу власти формы. Она (форма) обладает достаточно большой властью. И изменить это направление, то есть начать действовать как-то по-другому, было очень сложно, потому что было очень много разнообразных запретов: внутренних, формальных. И эти запреты у нас постоянно действуют в наших головах, потому что мы не можем между собой соотнести что-то одно и что-то другое. Например, в какой-то момент, когда я думал о соотнесении несоотносимых вещей, я сделал какой-то орнамент из свастик и красных звездочек. Очень красиво получилось. Вот только логически совместить их очень стремно – "Как же так? Как такое возможно?" А возможно. И в будущем окажется возможным точно. Потому что они были в одно и то же время. И поэтому потом точно все будет перемешано. И то, что касается нашей жизни – у нас тоже перемешивается масса вещей, которые некоторое время назад точно должны были быть совершенно раздельными. Например, когда мы наталкиваемся на какое-то ограничение. Какое-то время назад я для себя натолкнулся на такое ограничение и похоже, что не я один – на ограничение в понимании того, что такое гештальт. Что гештальт – это образ, форма – это мы все знаем, что Дао – это путь – тоже все знаем. На самом деле, и гештальт не совсем образ и не совсем форма, и Дао не совсем путь. А и то и другое обозначает форму в развитии. И в принципе немецкое слово "гештальт", я предполагаю, что оно китайское, хотя не настолько хорошо знаю китайскую культуру слова "Дао". Очень может быть, что китайцы стали отрицать и утверждали бы, что это еще какое-то слово. В принципе, обозначает одно и то же, один и тот же эффект, а именно развивающуюся форму. То есть что-то в развитии, какую-то фигуру в развитии. И вот эта фигура в развитии перемещается, размещается, движется и есть какой-то момент, когда она зарождается, и когда она заканчивается. И когда она заканчивается, наступает следующий период, пауза для того, чтобы возникла какая-то следующая фигура.
Очень часто то, что мы видим в работе с человеком – это то, что он движется каким-то своим определенным путем достаточно плотно, точно, и скорее путь владеет им. Человек может объяснять, что это я хочу так поступать. Но в любом случае это "хочу" – это чаще всего какая-то атрибутивность, попытка найти и расположить себя в отношении того, что происходит. В то время как происходит определенное оформление, развитие. Например, начался какой-то депрессивный процесс и идет как депрессивный процесс, и так и оформляется, одним, другим способом, третьим. И мы как терапевты только помогаем тому, чтобы он оформлялся более социальными путями. Или начался шизофренический процесс, близко к шизофрении, все равно одно и то же, я не знаю. Я говорю, что я не знаю, потому что в разных системах это по-разному. У нас, например, до сих пор паранойя включена в шизофрению, а в зарубежных системах, например в DSM IV – нет, паранойя существует отдельно. Началась паранойя и дальше она может развиваться как определенный способ жизни, который будет патологическим и человек, в конце концов, попадет в клинику, а возможно, что он как-то так приспособит все окружающее под себя, что все вокруг станет острым отделением клиники. И тогда в схватке между психиатром и параноиком, вот этой самой известной – Бехтерев – Сталин – с большим отрывом побеждает параноик. И именно его видение становится основным и основополагающим для массы людей и нормально принимается. То есть вопрос о том, что является сумасшествием, а что – нет, решается таким способом – с позиции силы. И в этом смысле сумасшедшим является однозначно психиатр, возомнивший, что он может что-то такое сказать по поводу главы государства. И все выстраивается таким способом.
То, что касается развития разнообразных состояний, которые мы определяем как патологические. Почему я это сказал. Потому что мы определяем их как патологические исходя из каких-то социальных условий, исходя из того, что они вредят или мешают окружающим. Например, если у человека есть бред обвинения, то это патологический случай, если это переходит в разные варианты сутяжничества и так далее. Это очень неприятно, но теперь как-то поддерживается. А если этот обвинительный бред существует в рамках штатной деятельности, то этот человек тогда может быть прокурором или работником прокуратуры, и его патологическая часть находит применение. Он совершенно сумасшедший, но это его деятельность, его работа, ему за это платят. И считается очень важной и хорошей работой. Достаточно много патологических состояний, будучи помещенными на определенные места, оказываются очень и очень кстати. Поэтому то, что касается вопроса о норме и патологии, тут его не так просто определить. Он определяется скорее социально. Некоторое время назад один мой коллега обратил внимание на следующую особенность: до того как были развиты аборты, численность детей в семье регулировалась посредством убийства. И в этом смысле до 19-го века детоубийство в крестьянских семьях было нормальным. Оно было даже отражено в сказках. Например, сказка о мальчике-с-пальчик. Нечего кушать было, ну и отправили детей, чтобы они подохли, в лес. А может и не подохнут, может и обойдется как-то. И эта идея так ужаснула массу окружающих: "Как же так?! Нет! Наши предки были такие гуманные! Никогда такого себе не позволяли! Никогда такого не делали!" Да нет, делали.
Те формы, которые существуют, как обычные формы, иной раз, чуть отойдя в сторону от определенных традиций, определенной практики, просто удивляешься, а зачем бы это надо было? Почему, собственно, надо так бороться с тем, кто рисует свастики, звездочки. Символика. А чего эта символика? И каждый раз приходится разбираться, с чем эта символика связана и что она означает для человека. И если посмотреть, отойдя в сторону на поведение тех, кто это делает – рисует, и тех, кто с ними борется, то и то и другое очень похоже на нездоровое поведение. То есть когда люди за какие-то символы могут друг друга голову откусить. Можно более безобидный вариант какой-нибудь взять. Например "Спартак" и "Зенит" – болельщики встретились. Еще какие-нибудь знаки, признаки. Обнаружена какая-то форма и потом уже дальше эта форма диктует развитие определенного сюжета. Дальше строится определенная тема. В Москве было такое загадочное явление: в новостях была информация о том, что сделали христианский патруль, чтобы искать геев. То есть где-то там должны встретиться геи и христианский патруль. И первое, что мне пришло в голову: "А что будет, если они их найдут? Что это за форма такая развивается?" А через неделю было сообщение, что наконец христианский патруль кто-то исколотил и они в больнице заявляют, что вот зачем они искали геев! Понятно тогда.
- Данила, там опять-таки мужчины бегали за мужчинами. То есть все в порядке.
- Все нормально. Мужчины бегают за мужчинами, зачем, если мужчины бегают за мужчинами? То есть с самого начала, когда эти люди объединились в патруль и зарядили такое действие, видимо они искали неприятностей свою голову. Зачем, из каких соображений?
То, что касается нашего времени, у нас есть некоторые особенности. И этой особенностью является глобализация. Мы можем узнавать информационные эпизоды из жизни самых разных стран, самых разных культур. И удивляться, почему таким способом они действуют, как с этим бороться? Если бы не было этой массовой культуры, то эпидемия педофилии среди коренных жителей Австралии никого бы не взволновала, а наоборот была бы обозначена, как некая традиция племени и потом долго бы исследовалась. У Эрика Эриксона описано много таких эпизодов, и они не являются патологическими, а являются совершенно нормальными в жизни данного сообщества. И в жизни сообщества часто фиксируются совершенные дикости, которые непонятно каким образом позволяют этому сообществу так долго существовать, а некоторым сообществам – вымирать. Существуют вполне разумные исторические гипотезы по поводу увлечения жертвоприношениями в традиционной культуре американских индейцев. Причиной исчезновения этих цивилизаций считают избыточное жертвоприношение. По крайней мере, ряд авторов описывают таким способом. Стало понятно, что в жертву лучше приносить самых лучших. Поэтому должность короля в этом обществе была очень недолговечной. Быстренько – раз и принесут в жертву. И продвигаться вперед оказывалось довольно сложно. Во всяком случае, есть некоторый факт, что эта цивилизация исчезла, а дальше можно уже домысливать, из-за чего она исчезла. Но вполне возможно, что из-за каких-то дурацких традиций. И таким образом у нас есть определенная форма, и эта форма тем или иным способом нас заставляет что-то делать. Я же являюсь продуктом прошлого, и в этом смысле у меня уже есть какие-то установленные пути, способы развития формы. И когда я сталкиваюсь с тем, что вообще-то можно поступать как-то по-другому, и можно не делать что-то, скажем, у меня есть моя частная практика, гештальтинститут, то я могу уйти с государственной работы. Казалось бы, как просто, но я помню, что я мучился на эту тему лет шесть. Потому что уже после организации гештальтинститута оставался в разных структурах, и мне было страшно, и тревожно, потому что была некоторая форма. Не то, что кто-то меня заставлял, а вот это заставление, эта форма оказывалась внутри.
Точно так же как достаточно часто встречаемся с другими устойчивыми формами. Например, устойчивая форма, относящаяся к взаимной конкуренции, ревности у людей, которые вместе работали. Опять-таки, в нашей организации работало несколько человек, и это эпизоды, как развивалась взаимная ревность между руководителем и заместителем. Я видел много раз, как повторяющийся сюжет. И понятно, что это было не очень полезно ни для одного, ни для другого. И каким-то образом эта ситуация разрешалась. Два человека одновременно понимают, что эта ситуация совершенно патологическая. Например, у нас был такой эпизод, когда был момент расхождения с Олегом Немиринским. А мы с ним вместе вели группу. Вроде мы с двух сторон понимаем, что при этом конкурировать – это глупость, а ничего сделать невозможно. Существует определенный паттерн, устойчивые структуры, в соответствии с которым единственный способ – оказывается – как-то отодвинуться и отдельно существовать. Потому что, оказавшись вместе, вступаем в этот замшелый паттерн. Точно так же как в отношении другой ревности – то же самое. Это некоторый паттерн, который затягивает и очень часто приводит к последствиям, о которых люди потом жалеют и говорят: "А как же это я? Чего же я на это завелся, или завелась? Зачем нужно было все это ломать? Зачем нужно было все это устраивать?" Сложно, потому что уже веками существует изложенный паттерн, что надо действовать так. И иной раз этот паттерн совершенно дурацкий, например, когда что-то съедобное падает на пол, то если в первые семь секунд поднять, то люди считают, что все в порядке. А если оно пролежало больше семи секунд, почему-то считают, что уже испорчено. Хотя с объективной точки зрения – совершенно нормально: эти кусочки хлеба, упавшие на пол не различаются.
Я себя сейчас останавливаю, потому что эта лекция первая на данную тему про власть формы, и я, наверное, пытаюсь максимально точно, толково словами воспроизвести некоторые мысли. И это оказывается совсем непросто потому, что привычный способ описания – один, и когда я перехожу на привычный способ описания, то получается, что я апеллирую к каким-то вещам, которых нет. Вот я сейчас сказал, что "у нас есть эти привычные структуры", а я не уверен, что они есть у нас. Если быть точнее, то они как бы проходят сквозь нас. Мы являемся винтиком, шестеренкой, посредством которой передается форма в развитии. Она откуда-то пришла, куда-то продвигается, а я могу ее только подтолкнуть или наоборот – затормозить. Но если я пытаюсь ее совсем устранить, совсем перестаю быть проводником, то со мной происходит почти то же самое, что происходит с маленькой шестеренкой, которая включена в действие больших шестерен. Если маленькая шестеренка стопорится, то, скорее всего она ломается. Потому что слишком большие шестерни передают это усилие. И в этом смысле власть формы похожа на следующее. Я говорил про эпизоды острой ревности, но вообще-то эпизоды острой ревности поддерживаются извне. Потому что окружение, близкие люди, они как-то начинают говорить: "а вот этот – гад, а ты – хороший человек, а тебе не дают" и так далее. Это переживание поддерживается социально, то есть усилие от больших шестерен передается и дальше получается, что для того чтобы передать это передаточное движение я должен разрушиться, как-то разрушить свою жизнь. Раз, и разрушаю свою жизнь, раз так сложилось. Хруст шестеренок и, пожалуйста. Дальше некоторая травма, патологическое состояние и так далее.
В чем же тогда получается моя хитрость? Был анекдот, я уж не буду про национальность, чтобы не развивать националистические идеи, но в общем люди разных национальностей пробирались под дождем, и один как-то пробрался сухим. Его спрашивают: "А как это?" Он и отвечает: "А я как-то так, между струек, между струек". Приблизительно это и есть деятельность психотерапевта, чтобы пробраться между этих струек. И постараться не очень замочить себя. Это очень актуально при нашей теперешней погоде. Потому что те силы, которые включены в действие – очень большие. И противостоять им, подбивать клиента на противостояние тем социальным формам, которые присутствуют, очень сложно. Потому что эти все формы начинаются с какого-нибудь слова. Есть пусковые слова. Я все время езжу через российско-украинскую границу и уже выучил ключевые слова, которые нужно говорить таможенникам. "Что это у вас?" – "Личные вещи". Потому что это термин, который что-то объясняет. А если вас спрашивают: "А интересуетесь ли вы стариной?" – то неправильный ответ сказать: "Да, интересуюсь". Потому что это запускает какую-то другую программу и эта программа пойдет дальше. И все это только слова. Как, например, сейчас в нашей стране практически нет автомобильных угонщиков, ну, кроме слабоумных. Потому что любой угонщик знает, что надо говорить: "Взял покататься. Так вот понравилось что-то, и взял покататься". Ну, хулиган, хулиганство это. Для того чтобы доказать, что он с этого хотел что-нибудь корыстное поиметь – это целая история, которая обычно успехом не увенчивается. Слишком многие вещи начинаются с одного слова, с одного поворота и дальше пошла одна ситуация, а если чуть другой поворот – пошла другая ситуация.
И это то, что касается и семейных дел, потому что все семейные дела – это какой-то баланс между процессом "быть вместе" и процессом "быть отдельно". Любой семейный процесс, он такой бракоразводный: с одной стороны мы что-то вкладываем, чтобы быть вместе, и тогда это поддерживает брачный процесс; а с другой стороны что-то вкладываем в то, чтобы поддерживать разводный процесс. И причем это может быть очень интересно – в нужный момент найти нужный ответ, и он меня как партнера сразу успокаивает и состояние понятное и все развивается так. А какой-то другой ответ, другое действие оставляет меня в неопределенности или двигает в другую сторону. Опять-таки, связаны ли эти действия с реальностью? Да чаще всего никак не связаны, потому что реальность может быть совершенно не соотносимая с теми вещами, которые происходят. Потому что в наших отношениях мы редко руководствуемся реальностью жизни другого человека, а чаще всего оперируем фантазиями по поводу жизни другого человека. Это удобнее. А чем нам еще оперировать? Реальность-то чаще всего и сам человек не знает.
Я начал с того, что соотнес между собой две системы. А именно, систему гештальта и систему Дао. Давайте попробуем чуть углубить это соотнесение. Чем стала интересна для меня система Дао какое-то время назад. Наверное, я несколько продвинулся, проясняя не саму систему, то есть, не только читая какие-то тексты, а продвинулся с тем, чтобы более или менее исследовать, а что за историческое окружение было вокруг, на фоне чего это появилось, как это соотносилось друг с другом. И тут узнал некоторые для себя вещи, которые у меня стали конфликтовать с моими представлениями о том, что это одна из полурелигиозных восточных систем и так далее. Во-первых, стала конфликтовать следующая вещь: оказалось, что имя Лао Цзы, автора книги по Дао – Дао де Цзин – это не имя собственное, а в переводе обозначает "пожилой мудрец". То есть в самом тексте и везде помещен человек, как анонимный изготовитель этого текста. Но в то же время за этим скрывался совершенно реальный человек, который вероятнее всего родился в 607-м или 605-м году до н.э., который некоторое время работал в императорской библиотеке, продвигался по службе. А спустя некоторое время эти постоянные перемены – то объединение государства, то разделение, попытки сделать одно, потом – другое, в общем, эта нестабильность его сильно достала. В течение этого времени он ничего не писал, никаких других текстов у Лао Цзы нет. Дети выросли, особенно его пребывание здесь не нужно и можно пойти попутешествовать, посмотреть какие-то другие земли. Он собрался уходить в западные земли, и по дороге его остановил пограничник-таможенник. Какой-то персонаж, чиновник, который совмещал и ту и другую функцию, и сказал: "За столько времени ты приобрел какие-то знания, и надо, чтобы ты их здесь оставил". Они поторговались о количестве знаков, которые он должен был оставить, и договорились о пяти тысячах иероглифов. Собственно эта книжка и есть пять тысяч сорок иероглифов, в общем, порядка пяти тысяч иероглифов. И это не то, что продумано всей жизнью, а просто человек сел и в течение нескольких дней сделал некоторый текст, связанный со своими размышлениями. Мало того, этот текст еще и текст-интервью, так как это чиновник какие-то вопросы задавал, и вопросы никто не записывал, а остались только ответы. То есть само по себе появление этого текста и учения – чистая случайность. Для этого нужно было, чтобы старому дураку взбрело в голову переть куда-то в земли западных варваров, чтобы встретился по дороге какой-то просветленный чиновник, который хотел что-то понимать и тогда образовался некоторый текст, который до сих пор является каноническим.
Это типичный случай, когда совпадает между собой и идея Дао – пути формы в развитии, то есть когда все эти случайности не случайны, а это так складывается. И результат один – это только продолжение пути. То есть то, что открываются, начинаются какие-то следующие пути, следующие формы. И поэтому в терапевтической работе думать о том, что терапия закончена с некоторых пор для меня – это ошибка. Я считаю, что это невозможно. Возможно окончание какого-то активного периода встреч, но, во-первых, не факт, что не понадобится следующий активный период встреч, не факт, что не понадобятся какие-то встречи в промежутке. И поэтому то, о чем я сейчас говорю, то скорее говорю о психотерапевтическом консультировании. Потому что мы можем договариваться на какое-то количество встреч, по той причине, что я считаю, что для того чтобы как-то сдвинуть ситуацию, нам нужно не меньше этих встреч. Но в любом случае, это не полная терапия, что вот занимаемся лечением какого-то патологического состояния, а скорее поддержка естественного развития человека и поддержка, связанная с его адаптацией. Скорее поддержка его пути. С тем, чтобы быть его союзником. А как определить, что…