Лекции в Уфе 2

Постепенно у меня возникает какое-то возбуждение. Я могу его употребить на то, чтобы эту ситуацию организовать разумно, а могу и не распознать, чего мне не хватает. И тогда положение будет ухудшаться, а времени для того, чтобы отреагировать будет все меньше и меньше. Это такая совершенно типичная ситуация. То же самое насчет еды. Т.е. постепенно возникает какой-то сигнал по поводу того, что вообще-то может и покушать стоило бы, а может быть еще и нет. И дальше наступает поиск: чего годится, чего не годится и т.д. В некоторых случаях такие переживания бывают не связаны непосредственно с моими неприятными переживаниями. Например в одной из ситуаций, когда мы компанией ехали на машине, я вел чужую машину, и в машине закончился бензин. Проезжаем – заправка. Я говорю: «Надо хоть немного залить». А хозяйка машины говорит: «Не-не-не! Это что за заправка. Там черте-что написано. Ну как там можно бензин-то заливать. Не годиться». Проехали. Положение усугубляется. Следующая заправка. А почему? С какой стати решили, что следующая-то будет лучше, чем эта? Положение усугубляется. Ну в общем так до полной можно сказать остановки. Потому что той заправки, которой хотелось, на данной трассе обнаружить не удалось. И уж потом пришлось заправляться, чем есть, на буксире куда-то добираться. В общем масса всяких проблем. Потому что машина напрямую какого-то болевого сигнала мне не дает, что кушать хочется. И соответственно некоторые другие знания, которые останавливают процесс, оказываются более сильными.

И это то, что достаточно часто бывает в другом смысле в отношении потребностей. Ну например скажем… Ой! Боюсь я конечно такой пример приводить… Как конфликт какого-то собственного нарциссизма и реальных возможностей среды. Назовем это так: «трагедия красотки». Есть девушка. Правда, очень красивая. Обалденной красоты. Ну кто ей подходит? И этот не подходит, и тот не подходит. Этот плох. Тот не годится. И дальше как с этими самыми заправками, пока бензин не кончится. Поэтому достаточно важно функцию personality как-то примирять с реальностью, успокаивать. Потому что наше personality может ориентироваться на всякие не очень реалистические идеи. Один из примеров такого объяснения. Сейчас я скажу не свое объяснение. Я заранее оговариваюсь, потому что я сам так не считаю. Это очень распространенное объяснение. Его применяют как пример в этом случае. Похоже на правду, но не вся правда. Это нервная анорексия. Потому что действительно везде есть какие-то определенные стандарты женской красоты. И эти стандарты не слишком жизнеспособные. Знаете эту известную историю по поводу того, что если бы была реальная женщина с пропорциями Барби, то проблем со здоровьем у нее было бы столько, что ей оставалось только издать долгий стон и умереть. Потому что в таких пропорциях жить просто не возможно. Но, тем не менее, люди стремятся к этим пропорциям. А дальше, попадая в это стремление, они попадают в мертвую петлю. В буквальном смысле мертвую. Действительно, доводя себя голоданием до смерти. Ситуация распространенная, известная, когда люди пытаются следовать каким-то невротическим идеалам и игнорировать слабые сигналы организма, что вообще мне бы как-то покушать. Триумф человеческой воли! :)

- А Ваша?

- Моя? Ой! Вы знаете, я очень пессимистичен! Я думаю это все шизофрения.  Потому что мне кажется, что нормальный человек совсем игнорировать тело не может. Начнет на стенку лезть и все равно поступит так, как тело подсказывает. Потому что в норме совсем игнорировать какие-то свои биологически желания, какие-то позывы невозможно.

И тогда получается, что у нас первый вариант цикла контакта – это то самое колесо, которое все время крутится, и благодаря этому колесу мы как-то движемся. Осваиваем одно, другое. Если нам удается удерживать достаточно много своей активности и хорошо ее распределять на большом отрезке времени, значит больший цикл контакта будет. Есть шанс получить большее достижение. Но тут сложно, потому что тогда нужно очень долгое время удерживать эту основную фигуру. А на самом деле, даже если я чем-то очень увлечен, то все равно постоянно удерживать, концентрировать внимание на чем-то оказывается очень-очень сложно. И как-то менее успешно или более успешно проводить более короткие циклы контакта. И, благодаря этому, ехать столько времени, сколько хватит сил.
…
…и Эда Невиса. Эти два человека; они и сейчас живы, конечно так в сильно пожилом возрасте; они относятся к ученикам второй учебной группы Фрица Перлза, которая была организована в Кливленде, на Великих озерах, и потом стала вторым гештальтинститутом. Это Кливлендский гештальтинститут. С тех пор прошло довольно-таки много лет. Почти пятьдесят. И то, что касается этого института, то там старшее поколение как-то разошлось с младшим. И в результате этого Йозеф Зинкер, хотя и работает там временами, но больше живет на Восточном побережье, в Кливленде, на мысе Код. Если вы начнете в поисковиках искать разные организации, занимающиеся гештальттерапией, то найдете там и гештальтинститут Кливленда, и Невисовский проект на мысе Код и т.д. Эдвин Невис занимается организационным консультированием, и его книжка по организационному консультированию была переведена у нас. Там как раз представлен цикл контакта, на который он опирается как на один из самых важных базовых построений для работы с организациями. Это весьма авторитетное направление. Кэролин Лукендсмайер – ученица Эдвина Невиса – многие годы была консультантом Белого дома по организационному консультированию. Сейчас уже какие-то следующие поколения организационных консультантов работают с Белым домом. Т.е., в принципе, это весьма уважаемое, солидное направление организационного консультирования. А то, что касается Йозефа Зинкера, то я думаю что хотя бы часть из Вас видела его книгу «В поисках хорошей формы». Он занимается работой с парами и семьями, а так же арттерапией. По первому образованию он художник. Так что, то что касается Йозефа Зинкера – это отдельная история. Т.е. во-первых эти люди живы, а во-вторых – вот книжки в которых представлены те циклы контакта о которых собственно и идет речь.

Это те люди, которые все-таки писали книжки. А надо сказать, что не все психотерапевты пишут книжки, и даже очень маленькая их часть. Потому что обычно к тому моменту, когда нужно садится и писать книжку, попросту не хватает слов – все их уже рассказал. В лекциях рассказал, в группах, от людей услышал. И уже написать оказывается невозможно.

Есть еще один вариант отражения цикла контакта, который связан с именем психотерапевта, о котором, после того как он умер в 1995 году, в некрологе в Нью-Йорк-таймс было написано, что это умер величайший психотерапевт США. Это такой человек по имени Изидор Фромм. Человек относящийся к первой группе, гештальттерапевт. Друг Пола Гудмена, который тоже относился к этой же первой группе, которая была в Нью-Йорке организованна. Изидор Фромм отличается тем, что: во-первых у него нет ни одной написанной работы. Единственная работа, которая составляет текст Изидора Фромма – она у нас печаталась в гештальтсборнике – это запись его лекции на одном из психотерапевтических конгрессов. Вот и все. Больше никаких он следов не оставил. Но тем не менее его ученики как-то узнают друг друга по этой форме кривой. Во всяком случае, однажды к нам в офис приезжали несколько разных человек – кто-то из его учеников приехал к нам в офис. А на доске не стерли следы того, как рассказывали предыдущей группе про цикл контакта. И этот человек посмотрел, и говорит: «О! Так мы же из одного и того же направления. Направления связанного с Изидором Фроммом». И правда, потому что цикл контакта Изидора Фромма – это весьма интересная структура. Она получается очень простым способом. Если мы, то же самое колесо телеги, поставим на него точку и дадим возможность ему ехать – ведь у нас есть время. То мы получим кривую похожую на нормальное распределение. Эта точка будет подниматься, достигнет верхнего уровня и потом опустится опять вниз. И у нас будет такая кривая, похожая на кривую нормального распределения. И таким образом цикл контакта тогда позволяет гораздо лучше связать то, что происходит, то, что делает человек с разными формами сопротивления.

Я уже говорил про слияние. И в общем слияние является той зоной, откуда начинается эта кривая. Т.е. в течение какого-то времени мое «я» находится в слиянии с окружающим. И вообще всегда бы находилось. Вообще не надо мне его активизировать. Ни к чему это. Это работа, неприятная работа. Лучше всего быть в слиянии. Но случилась какая-то незадача и приходится выходить из слияния. Вот беда. Например, родители отказываются кормить или давать столько денег, сколько надо. И приходится выходить из слияния и самому чего-то думать. Да что же такое, Господи! Кошмар какой! Или, например, долгое время я по всяким зарубежным командировкам, как у меня в начале было, ездил с женой. Она лучше меня говорила по-английски, вот я значит к ней присоседюсь, она все за меня объясняет. Потом поехал – бац, сам! Да елки-палки. Приходится из этого слияния выходить. Что делать – вышел из слияния. Хотя и неприятный процесс. Лучше быть в слиянии с женой, она пусть говорит. Гораздо лучше. Во всяком случае, этот момент, когда из слияния нужно выходить, как-то наступает. И тогда, пока мое «я» находится в слиянии с окружающим – это зона преконтакта. Фаза преконтакта. И в процессе преконтакта мне еще не ясно, чего собственно я буду делать, куда двигаться, с какой стороны поджидает какая-то неприятность, что вообще произойдет. В общем, как-то я еще совсем не в курсе на эту тему. Например, сидит женщина, вечером чего-то решила зайти в бар. А рядом какая-то сильно упившаяся компания. Молодой человек буянит – запустил и попал ей в голову стаканом. Голову разбил. Ну вот приходится выходить из слияний с хорошей этой всей атмосферой и дальше там то сё, пятое-десятое. Судиться и все такое. И в общем много проблем.

Если уж мы вышли, то с самого начала мы выходим в ту зону, где у нас работает такой механизм сопротивления, как интроекция. Потому что мы выходим из слияния, опираясь на интроекты и в общем это как пел Демис Руссос, от сувенира к сувениру, так вот здесь от интроекта к интроекту. Вот так по ним и карабкаемся. И это хорошо. Не будь у нас интроектов, мы бы никогда из слияния не вышли. А так мы слава богу можем обнаружить конфликт между интроектами, как-то на нем энергию возрастить и т.д. Потому что интроекты – это не плохо, и интроекция – это не плохо. Это то, что совершенно необходимо. Вообще очень важно учесть, что в отношении гештальттерапии слово «плохо» как-то не нужное. Оно лишнее, потому что и то не плохо, и это не плохо. В какой-то степени «плохо», если мы на чем-то застреваем и перестаем двигаться. Если эта телега перестает ехать… и то это плохо не потому что она телега никуда не едет, а потому что, к сожалению, все вокруг едет. Если бы можно было все остановить, и остаться в каком-нибудь моменте своей жизни. Да в любом! Как бы было все прекрасно. Но к сожалению это никак невозможно, потому что все продвигается, все едет.

И дальше наступает эта зона, которая обозначается как «контактирование». Когда мы пытаемся как-то экспериментировать, и что-то делаем с этими интроектами. Пытаемся подобрать подходящий. А потом мы их выбрасываем и переходим в зону проекции. Потому что, что такое проекция? Проекция – это просто интроект, который у меня есть. Я куда-то его выбросил и к кому-то еще прилепил. Что это не я такой злой, а это враги на меня нападают. На самом деле я добрый, но тут ничего не поделаешь. Пушистый такой. Мне, например, в какой-то момент может стать неинтересно вам рассказывать, а я буду это представлять таким образом, что это вам наверное неинтересно, я поговорю лучше о чем-то интересном. Но я не знаю – вам интересно или нет, а буду проецировать свое. Т.е. разобраться в том, что является своим, а что – не своим очень сложно. Во время интроекции мы пытаемся разобраться вообще, что это такое. А потом, во время проекции, разобраться: это свое или не свое. И заканчивается этот кусочек цикла, отрезок кривой, «контактирования» ретрофлексией, т.е. тем, что я уже пытаюсь часть энергии, которая выделяется, направить на себя. Ретрофлексия – это когда я делаю по отношению к себе то, что хотел бы сделать по отношению к другому. Например, сержусь на кого-нибудь и стучу себя по коленке. Или недоволен чем-нибудь и начинаю дергать себя за волосы. Вообще-то я кого-то хотел бы подергать так основательно. Или начинаю кусать губы. Ну кусаться мне хочется. Только кусать другого как-то невежливо. Ну редко люди кусаются. Хотя было тут сообщение по поводу того, что пьяный водитель укусил ГАИшника. Так что бывает, что кусают. Но как-то непринято, все таки невежливо. С детства отучают.

Опять-таки, если весь этот этап контактирования преодолен, то самый последний барьер, который есть – это когда эта ретрофлексия множится. Я и то стараюсь контролировать и это стараюсь контролировать. Она множится, множится, множится. Этот способ торможения, сопротивления обозначается как эготизм – я не могу отпустить эго-функцию. Я стараюсь все контролировать. То есть все формы сопротивления на этом отрезке кривой логически одна из другой вырастают, они все друг с другом связаны. Если эготизм удается преодолеть – он всегда есть, хотя бы маленький, потому что я всегда стараюсь все проконтролировать – то после этого наступает конечное слияние или полный контакт. Когда моя эго-функция уже не нужна. Мне не нужно что-то выбирать. Я уже получил то, что мне надо, и возбуждение у меня начинает спадать. Начинает спадать и снова переходит в зону этого самого слияния. Вот и все. Потом проходит время, и наступает следующая такая же волна. Наступает время, и следующая волна. Это то, что касается картинки связанной с циклом контакта у Изидора Фромма.

Можно по спадению чуть подробней? Где идет усвоение, ассимиляция, присоединение?

То, что касается объяснений Жан-Мари Робина, он ученик Изидора Фромма тоже. То, что я слышал от него, то, что я слышал от Маргариты Спаньоло Лобб – тоже из людей Изидора Фромма. В общем, эта часть кривой она как-то осталась не прописана, не исследована. Здесь получается следующая картинка, как будто все происходит автоматически, и никаких сопротивлений нет. Но на самом деле это не так, потому что действительно именно здесь, в этой части кривой возникает излишнее цепляние за что-то, т.е. невозможность отсоединится. Вполне возможно, что здесь действуют какие-то механизмы, которые просто толком не описаны.

То, что касается описаний цикла-контакта. Какие формы сопротивления я не перечислил? Я не обозначил дифлексию, потому что дифлексия всегда возможна. Дифлексия возможна и для того, что бы чего-то не замечать, и оставаться в слиянии, в этой самой зоне преконтакта. Дифлексия возможна и в преувеличении, и приуменьшении во время контактирования, в искажении каких-то вот пропорций, в искажении значений. Дифлексия возможна в том, что в зоне эготизма можно отказаться от того, что очень важно, и как бы по новой включиться в следующий цикл-контакта. В общем дифлексия – это универсальный механизм, который существует в течение всего цикла-контакта и может существовать во всех вариантах. И то, что касается дифлексии – этот термин опять-таки введен не Перлзом. Этот термин введен Ирвином Польстером, также из Кливлендского гештальтинститута. Ирвин и Мириам Польстеры написали довольно много книг, кстати у нас по крайней мере две переведенные точно есть. По-моему, «Интегративная гештальт-терапия» книжка называется. И то, что касается Мириам Польстер, она года два назад умерла, они уже сильно в пожилом возрасте. Ирвин часто бывает почетным гостем на разных конференциях и в конце недели в Лос-Анджелесе будет конференция так же с его участием. Так что, если интересно, то – пожалуйста. Мир небольшой. То, что касается термина «дифлексия», то есть часть людей которые в гештальт-терапии до сих пор говорят, что может не стоит этот термин так продвигать. Хотя она очень удобная, потому что она позволяет описать какие-то формы работы психотерапевта. Формы работы в каком случае? Когда человек начинает «сруливать» с темы. Т.е. говорит о том, что: «Ну вообще-то есть у меня неприятность, но она какая-то маленькая. В общем, я с ней уже и справился!» – приуменьшение. Или преувеличение – что-то такое произошло: «Ой, кошмар, кошмар какой!» И тоже отвлечение от какого-то события. Т.е. дифлексия проявляется не только в форме того, что я обращаю внимание не на то, что на самом деле важно, а на что-то другое, но и в том, что я преувеличиваю или приуменьшаю что-то. И поэтому когда вы в работе с клиентом обнаруживаете, что клиент начинает вдруг как-то активно приуменьшать тему разговора или наоборот очень преувеличивать, то похоже, начал работать как раз именно этот механизм. И тогда вашей работой является как-то установить, восстановить истинный масштаб события. Что на самом деле то, что этот человек поссорился с тем человеком – это не некоторая небольшая сложность в жизни, а вообще ну очень большая неприятность, а может быть и самая большая. Потому что они представляли друг для друга?… Один представлял для другого очень большую ценность.

Пожалуй, формы сопротивления все я рассказал и более или менее описал, как это происходит, и каким образом они связаны между собой. Я не знаю, насколько понятно я описал?

Интроекты образуются, когда обнаруживается граница между основным полем и фигурой возникающей а этом поле. Т.е. есть что-то никак не названное, а есть, например, какое-то имя: «Данила», и на это имя я как-то откликаюсь. Вот, пожалуйста, интроект. Когда есть определенная граница, которая образует какую-то фигуру. Какую-то понятную фигуру. И когда я сейчас черчу эту фигуру пальцем на стене, то я ее все время показываю замкнутой. А это же как раз один из базовых принципов образования гештальта, что гештальт замкнут, завершен. До той поры, пока этот гештальт не замкнут, не завершен, он стремится к завершению. И тем самым очень часто стремится к завершению через нас, через наши поступки. Т.е. если мы встречаемся с каким-то гештальтом, с какой-то структурой, которая осталась не завершена, например, в семейной истории: осталась не завершенной задача развода. По каким-то причинам бабушки не разводились, потом родители не разводились, и значит дошли уже до нашего поколения, и есть эта незавершенная задачка. И она имеет свою ценность. И оказывается не важно, какие отношения между людьми, но развод как бы стремится к осуществлению. Т.е. какой-то конфликт, который не был тогда решен таким способом, все время стремится в эту сторону. Т.е. человек помимо своей воли, иррационалльно все равно делает все возможное, для того чтобы это тем или иным способом произошло. Если есть какая-то структура, гештальт, то он стремится к своему завершению. И это некоторая особенность. Поэтому если вы попали на какой-то путь, а потом хотите с него уйти… Например, попали вы в гештальтгруппу, а потом хотите из нее уйти. Конечно вы можете попробовать, но ваши дети тогда будут в гештальтгруппах. Подумайте, может стоит их спасти от этого? Т.е. если на какой-то путь встал, то так и будет.

Какие-то интроекты оказываются для меня приемлемыми, а от каких-то я хочу отделаться, куда-то их выбросить. И выбрасываю я их посредством проекции. Потом, опираясь на какие-то из этих самых выброшенных гештальтов, я направляю энергию на себя. Например, у меня есть какие-то интроекты по поводу тех слов, которыми я могу у вас говорить и которыми не могу у вас говорить. Я считаю, что вам какие-то слова будут непонятны. Может быть они будут понятны, но я по какой-то причине считаю, что то, что относится к медицинской терминологии, будет не всем понятно. Я не знаю. У меня не было времени проверить, так это или не так, но я уже это спроецировал. А дальше опираясь на это представление, о том, что я спроецировал, я уже в речи своей исправляю все термины, и сбегаю с одного, другого, третьего. И как бы стараюсь упростить ситуацию, и потом, когда все-таки какой-то термин проскальзывает, то например «нервная анорексия», я спустя какое-то время вспоминаю: «Ой! Просочился медицинский термин. А ведь может половина не знает, что такое «нервная анорексия». Чем лучше работа в группе? – В группе можно спросить, если что-то не так. А вот в лекционном жанре к сожалению приходится ориентироваться на те предположения, которые я спроецировал.

А можно проверить – кто не очень знаком с термином «нервная анорексия»? А, понятно. В основном это расстройство специфично для женщин. Хотя есть описание подобного поведения у мужчин, но, тем не менее, полностью до таких последствий никогда не доходит. По сути, это расстройство заключается в том, что женщина стремится ограничить себя в еде практически до полного отказа. В том случае, когда вынуждена поесть, вызывает рвоту, для того, чтобы это никак не усваивалось. И соответственно похудение, снижение веса считает большим достоинством. Это я описываю внешние проявления. Вес при этом снижается до опасного для жизни уровня, и поскольку параллельно с весом также теряется критичность, то женщина считает, что все прекрасно. И в том случае если не применяются какие-то специальные клинические меры, стационарные, то бывают смертные случаи. Хотя бывают случаи, когда люди спорят между собой про то нервная анорексия это или что-то другое. Потому что вот подобный эпизод был недавно у одного из коллег психотерапевтов отец, испугавшись возможности онкологического диагноза, довел себя до смерти в порыве так называемого лечебного голодания. Так что такие штуки тоже бывают. Бывает, когда человек попадает в такую мертвую петлю, выйти из которой оказывается совершенно нереально.

Хотелось еще услышать про профлексию и ретрофлексию второго уровня.

Ретрофлексию изначально описывали именно так, как я ее описал: я делаю себе, то, что хотел бы сделать другому. Но вообще этот механизм по законам проекции, учитывая путаницу, где я а где ты, может оторваться от меня и прикрепиться к другому. И тогда я начинаю делать другому, то, что хотел бы, чтобы он сделал мне. Это тот механизм, которым обычно формируется желание стать психотерапевтом. Вообще я бы хотел, чтобы меня кто-то немножко полечил, позаботился, но поскольку добиться этого не могу, то начинаю тогда лечить остальных. В этом смысле психотерапевтическая деятельность – это очень часто пример позитивной профлексии. И тогда говорят ретрофлексия два, иногда профлексия.

Т.е. это получается одно и тоже?

Да. По сути проективная ретрофлексия. Ретрофлексия спроецированная вовне. Но вообще то, что касается механизмов связанных с ретрофлексией: описаний их довольно много, потому что это механизм, с которым нам приходится очень часто сталкиваться. Едва ли не самый сложный и постоянный в психотерапевтической работе. Потому что те люди, которые приходят на психотерапию, как правило, это люди с достаточно развитой рационализацией. Те, кто решает проблемы сильно аффективно обычно не успевают придти к идее, что может быть сходить посоветоваться с психологом. Есть же люди, которые этим занимаются, но они так сразу аффективно все и решают. А то, что касается ретрофлексии – это наша специфическая болезнь. Кроме всего прочего, это болезнь специфическая для всех психотерапевтов. И так же как в аноректическую петлю можно попасть в «мертвую петлю» в попытке все отследить и все понять, все узнать про клиента. В такую эготическую петлю, когда я стараюсь узнать, что означают и его жесты, и как тело у него функционирует, и какие у него родственники, и как семейная история отражается, и в какую игру он играет, и соответственно еще массу всяких идей по поводу того, какая символика и какая фиксация была нарушена. Это результат эдипальный или доэдиепальный и т.д. Т.е. масса всяких рационализаций по поводу клиента. Если я, как терапевт, занимаюсь этими рационализациями, клиента я могу упустить. Это то, что происходит со всяким человеком, который включается в эготическую часть. Как, например, если очень сильно стараться контролировать заправку машины бензином, то можно совсем без бензина остаться. Так же как и с едой. Если еду всерьез отслеживать, чтобы она была точно полезной, чтобы там ничего такого не было, то в этой ситуации работать мы не сможем. Нам самим тоже нужно соблюдать баланс между невротической частью и частью связанной с функцией ид. Т.е. с тем, что касается просто чувства. Потому что если человек, с которым мы работаем, замечает, что все что у нас есть – это одни только мысли, то интерес у него как-то так гаснет. Поэтому эготизм для нас очень важный пункт. А с другой стороны, эготизм – очень хороший предсказатель того, что человек может быть психотерапевтом. Потому что многое пытается связать. Только вот как-то надо сделать, чтобы он не связывал, нужно как-то остановить его в этом бесконечном процессе стремления к совершенству.

Ну и наконец, последний вариант цикл-контакта, о котором я рассказываю. Это тот цикл-контакта, как я его себе представляю. Это тот цикл-контакта, который я обозначаю как динамический цикл-контакта, который заключается в следующем: с кривой, которая была сделана Изидором Фроммом, он соотносится следующим образом. Это вот этот отрезок кривой (показал на плакате). Собственно, что именно происходит в зоне полного контакта мне не очень важно. Что происходит в зоне слияния, тоже не очень важно. А важен выход из слияния до конечного слияния. И этот фрагмент делится на три части. Одна часть – это часть, связанная с метапотребностью в безопасности. Термин «метапотребность» обозначает потребность, у которой нет фиксированного способа удовлетворения. Безопасность мы можем обеспечить и тем, что мы куда-то побежали, и тем, что мы боремся, или наоборот затаились, или прикинулись дохлыми, слабыми. В общем, разными способами обеспечиваем безопасность, часто прямо противоположными. Но в любом случае, сначала мы должны обеспечить себе какую-то безопасность. Если я вылез в этот мир и стал чего-то такое рассказывать, то я должен быть уверен, что безопасность мне обеспечена. Дальше, после того как безопасность обеспечена, следующая метапотребность – это метапотребность в привязанности заключающаяся в том, чтобы обнаружить что-то или кого-то. Какую-то тему, какого-то другого человека, какие-то отношения, что-то другое, и к этому привязаться. Например, если я хочу пообедать, то сначала нужно обеспечить некоторую безопасность т.е. убедиться, что за это время мне никто стаканом по голове не попадет. Потому что именно об этом и была работа, что это же надо выбрать такое место как раз, поближе к этим самым буянящим молодым людям, чтобы все-таки получить стаканом по голове. Не всем такое удается. Сначала нужно обеспечить безопасность. После того, как обеспечили безопасность, обнаружить что-то, что мне нужно. Например, если я хочу есть, то во втором этапе я должен понять, чего я хочу съесть и как-то это обнаружить. Потому что если организм питается физическими веществами, то «душа» питается образами. Потому что если бы мы только физическими веществами питались, то тогда с кулинарией было бы плохо – как-то все перемешали, залили и нормально. Главное, чтобы очистка хорошая была. Однако для нас важно то, что касается запаха, то, что касается вкуса, то, что касается каких-то физических качеств еды. Все это вместе составляет образ. И во время второго этапа мы создаем какой-то образ: образ человека, с которым вступаем в контакт, пищи, которую едим и т.д. Это следующая зона. А образ мы создаем, как раз когда пытаемся сравнить наши интроекты и реальность, т.е. проецируем. Проецируем, ретрофлексируем – это вся работа по тому, чтобы создать образ. А потом наступает следующая зона, которая начинается как раз от проекции, ретрофлексии и дальше к полному контакту - это свобода обращения. Потому что, кроме того, что мне как бы обеспечить безопасность, т.е. сесть подальше от буянящей молодежи, взять себе кофе или коктейль, потом мне еще нужно его и выпить. Вот об этом не забывайте. Потому что я могу привязаться и решить, что еда такая прекрасная, а человек так мне нравится, что потом я эту еду и есть не могу и слово сказать не могу. Паталогическую влюбленность напоминает. Т.е. в последней зоне у нас есть метапотребность в свободе обращения, свободе обращения с тем, к чему привязались.

Почему я рассказываю также и эту модель? Она позволяет вычленить вот три этапа. Три этапа я могу удерживать в голове. Если этапов семь, то мне трудно удерживать в голове. Просто в силу особенностей, относящихся к основам общей психологии. Потому что в поле внимания у нас может быть максимум три объекта. Лучше два, ну три максимум. Если у нас больше, чем три объекта, то это уже кратковременная память. Время обращения к кратковременной памяти – это уже какая-то минимальная пауза. Ну а если у нас количество каких-то категорий, которыми я пытаюсь управлять, скажем, количество диагностических критериев оказывается больше, чем возможно разместить в кратковременной памяти, то тогда я уже должен уходить в долговременную память. И соответственно если я это делаю в диагностическом процессе – это ничего. Рассказал мне чего-то человек, я глубоко задумался, начал листать DSM. И мне не важно в тот момент, что с ним делается. Т.е. я просто диагностику провожу. А в том случае, если это психотерапевтическая работа, то так сделать я не могу. Потому что при этом я теряю связь с человеком. И когда эта связь потеряна, то, что происходит между нами, я не контролирую. И наши отношения могут развиваться самым чудным способом. Что в этот момент клиент в мой адрес начнет проецировать, пока я ухожу в свою память, что он будет придумывать на мой счет, как он будет распознавать выражения, связанные с тем, что я никак не могу прочитать слово, в силу, например, близорукости, и от этого стану делать страшные рожи. А человек решит, что плохи его дела. В том случае, если контакт прерывается таким способом, то у нас теряется то, что касается некоторого взаимного контроля между терапевтом…..