Лекции в Уфе 3

Сегодняшняя тема – это как будто переход к такой весьма спорной в области гештальт-терапии теме, как я уже вчера говорил, а именно к теме терапевтических отношений. Спорной, потому что часть людей пыталось заменить эту психоаналитическую схему разными другими вариантами. Например, я уже упоминал вчера о Бобе Резнике, который заменяет эту схему схемой диалогов в отношении диалога. Мне кажется, что необязательно заменять хорошие схемы, которые действительно оказались работающими.

Что касается терапевтических отношений и как собственно был вычленен вот этот самый фактор терапевтических отношений. Соответственно теперь уже в конце позапрошлого – девятнадцатого века психиатрические клиники представляли собой довольно бурные учреждения, потому что достаточного количества лекарственных препаратов, которые могли бы как-то сдерживать активность психических больных, было не очень много. И даже в самых привилегированых клиниках например в клинике Шарко во Франции все равно периодически раздавались какие-то вопли, кто-то очень возбуждался и т.д. и т.д. То есть сумасшедший дом действительно был в те времена вполне таким сумасшедшим домом, и методы лечения в этом сумасшедшем доме были соответствующие. Вот как раз из серии «их санитары бьют». Контрастный душ, душ Шарко, это была гуманная новинка в сравнении со стандартными способами лечения такими, как фиксация – привязывать к кровати, например, или обертывание в мокрые простыни, или масса таких же неприятных вещей, связанных с лечебным голоданием, в общем, довольно много всяких неприятных насильственных способов лечения. И вот в этой клинике Шарко появляется сравнительно молодой – где-то около тридцати лет – доктор, который проводит исследования. А исследования следующего свойства: есть идея, что истерические состояния, которые исследуются в этой клинике, в клинике Шарко, вызваны определенными травмирующими ситуациями, травмирующими факторами, какими-то ложными идеями. И для того, что бы выяснить, чем собственно были вызваны эти нарушения проводится довольно модный, т.е. не очень давно лет десять до того возникший ассоциативный эксперимент из ассоциативной психологии. То есть человека просят говорить все то, что приходит в голову для того, чтобы исследовать ассоциации. Либо потом в продолжение этого эксперимента давались определенные слова и отмечали, что он скажет в ответ. В общем, исследуют ассоциативное поле, потому что в то время была идея, что человек – это совокупность ассоциаций. Т.е. просто какие-то одни понятия, одни чувства, одни движения связанные с другими и все. И вот этот вот клубок из ассоциаций – это и есть человек. И соответственно данный молодой исследователь проводит исследование с пациентками-истеричками в клинике Шарко, и неожиданно выясняется следующий фактор, что потом, когда они уходят, то говорят, что им стало лучше и хотят опять придти к этому же доктору, к этому же специалисту. Вы же сами понимаете, что на фоне всяких других менее гуманных способов лечения просто говорить все то, что приходит в голову это уж совсем гуманный, даже гуманнее, чем контрастный душ. Совсем ничего такого терпеть не надо.

Он (врач) встречается еще, чтобы исследовать ассоциативное поле у этих женщин, зовут его Зигмунд Фрейд, а им все лучшеет и лучшеет.

И дальше нужно было проделать стандартное для любой медицинской процедуры стандартное размышление, стандартное исследование, т.е. выделить лечебный фактор – что собственно говоря, вызывает улучшение у этих самых пациенток. И тогда этот исследователь обнаруживает, что таким лечебным фактором является один фактор. Не те слова, которые говорит клиентка, исследователь сам вообще ничего не говорит – его задача просто слушать то, что говорит пациентка. И единственный лечебный фактор, который обнаруживается это собственно терапевтические отношения. Все что нужно, это нужно приходить вовремя в течение недели каждый день один час проводить с данной пациенткой с тем, что бы она рассказывала все то, что приходит ей в голову. И таким образом возникает вот этот самый первоначальный сеттинг – сеттинг психоанализа, когда каждый день, пять дней подряд, в одно и то же время, один час клиент рассказывает все то, что приходит в голову. И в этом смысле это очень интересное решение, потому что это правда, ну очень творческое решение. Единственный терапевтический фактор – это терапевтические отношения, что тогда и было обозначено. И что стало основным фактором для дальнейшей психотерапевтической, психоаналитической работы это то, что относилось когда-то к сеттингу: нейтральность терапевта, нейтральность аналитика, жесткие рамки в которых происходило событие и плюс еще какие-то дополнительные особенности которые избавляли психоаналитика от вступления в контакт с клиентом т.е. пресловутая кушетка. Пациент располагается на кушетке так, чтобы не видеть психоаналитика и тем самым не особенно вступать с ним в контакт, а как бы оставаться как бы одному, но на самом деле при этом не одному.

Но для нас важен именно этот фактор психотерапевтических отношений, потому что после того как он был определен, пошло действительно основательное и серьезное развитие психотерапии. Развитие, при котором уже где-то в середине следующего века, по-моему, где-то к пятидесятым годам сформулировали, уж не помню, кстати, кто это буквально сформулировал – кто-то из ведущих психотерапевтов – что психотерапевтическим направлением является то направление, которое учитывает вопрос о терапевтических отношениях, вопрос о переносе, а все остальные являются психотехническими. Например, вопрос о переносе, который не фигурирует в НЛП, тем самым в соответствии с этим делением перевел данную систему просто в разряд техник.

Что же важно понять про терапевтические отношения? Во-первых, это отношения конечно напрочь искусственные. И это важнее всего, потому что если они естественные отношения, то тогда мы не можем говорить о чистоте переноса. Например, недавно я слышал, как одна клиентка рассказывала, что она встречается с мужчиной, с которым у нее любовные отношения, а тут чего-то она встретилась и решила с ним поработать как терапевт. Понятно ничего хорошего из этого не получилось, потому что это совсем другие отношения, и не надо смешивать одно с другим. И это правда фактор, который накладывает ограничение на работу с друзьями, с родственниками, с близкими, с сотрудниками, потому что если я нахожусь с человеком в отношениях реально, то тогда они уже не могут быть терапевтическими. Почему? Потому что когда отношения терапевтические, я в реальности ничем с этим человеком не связан, кроме нашей договоренности о том, что он покупает какое-то время нашего совместного нахождения, и в течение этого времени что-то происходит и то, что происходит, мы как-то рассматриваем, осознаем, обсуждаем. А в том случае, если это становится частью каких-то других отношений, то начинает служить каким-то другим целям: кто-то кого-то уговаривает, кто-то кого-то посредством психотерапии начинает наказывать и т.д. и т.д. В общем, реальные отношения и психотерапевтические отношения несовместимы. Т.е. то, что касается трансференции – возможно это феномен, который существует только в терапевтических отношениях. Во всей жизни – просто существуют разнообразные эмоциональные реакции на других людей. А перенос – это в искусственной ситуации – в лабораторной, когда никаких реальных причин хорошо относится ко мне и никаких реальных причин потом люто ненавидеть меня, если этот перенос развивается, и никаких причин потом чтобы это проходило нет.

Отношения между клиентом и терапевтом развиваются в соответствии с какой-то своей логикой. А что же это за логика? Есть стандартная логика, в соответствии с которой проходит большинство сессий, большинство отношений. А именно, человек приходит и формирует в адрес между клиентом и терапевтом отношения, которые формируются, диктуются понятно понятное дело кем – клиентом, не терапевтом. Потому что в этом смысле задача терапевта как раз быть максимально свободным от каких-то собственных переносов в адрес клиента. И именно поэтому если переносов слишком много, то лучше даже и не брать такого клиента в работу. Потому что тогда я начну формировать наши отношения, а мне нужно посмотреть как формирует их клиент, для того, чтобы определить какие там есть сбои, трудности, ошибки в этой области. И то, что касается формирования переноса, трансферентных отношений – да: трансференция и перенос, в общем, это одно и то же слово. В текстах чаще всего его и не меняют, т.е. что трансферентные отношения, что переносные отношения, трансференция, перенос – все это в общем одно и то же.

Начинается обычно с идеализирующего переноса. Обычно клиент обращается к терапевту, как бы нагружая его своими представлениями о разумности, мудрости, о всяких хороших человеческих качествах и т.д. и т.д. И в течение какого то времени в отношениях между клиентом и терапевтом существует такая картинка, когда – на самом деле она хорошо описана в книжке «Волшебник Изумрудного города», когда вся эта компания сказочных персонажей двигается к волшебнику Гудвину и наделяет его всякими сказочными вещами. А потом волшебник Гудвин проделывает такой непрофессиональный психотерапевтический ход, а наоборот, совершенно человеческий, а именно он заявляет им, после того, как собака его покусала, что вообще я просто фокусник, никакой не волшебник, ничего я такого сделать не могу и т.д. и т.д. В том случае, если я работаю как терапевт, то говорить: «ну что ты так ко мне обращаешься, я не твоя мама» – это такой слишком резкий отпор, потому что мне важнее посмотреть, кого из меня пытается сделать клиент. Потому что, скорее всего он попытается из меня сделать кого-то такого, которого ему не хватает в жизни. Т.е. проделать какие то такие действия со мной, что бы я стал недостающим для него звеном. И по тому, что из меня делает клиент, я могу предположить, то чего ему не хватает. И в этом смысле резко отрицать какие-то трансферентные намерения клиента – это достаточно… я избегаю термина «ошибочные» сейчас. Почему? Потому что в некоторых случаях это, по крайней мере, два раза в терапевтической, супервизорской работе я видел, что и такой резкий вариант отношений был возможен, но в большинстве случаев это не годится. Т.е. мне нужно так или иначе поддерживать вот эти переносные реакции – стараться быть тем кого из меня делают. И в процессе этого самого изготовления из меня не того, кто я есть, естественно я чувствую определенные неудобства, потому что вообще-то я про себя знаю, что я действительно не волшебник, а фокусник, да и, в общем-то, какой-то не особо такой фокусник и т.д. Но мне надо как-то собраться, сделать вид, что я могущественный очень. И чем больше давление этого самого идеализирующего переноса, тем больше мне как терапевту страшно. Просто потому что, если из меня делают такую могущественную фигуру, то соответственно следующая фаза переноса бывает как раз обратная – негативный перенос. Другое дело, что он развивается спустя какое-то время и это очень важная фаза, с которой нужно разобраться. Почему эта фаза важна? Потому что в наших реальных отношениях, когда позитивный перенос сменяется на негативный, мы говорим: «Я думал, что это хороший человек, а это оказался такой поддонок! Я больше с ним дел иметь не хочу!» В семейной жизни после этого чаще всего разводятся, с родственниками ругаются навеки чтоб больше никогда не видеть и т.д. В общем, отношения прерываются. Но на самом деле человек не настолько плох и не настолько хорош. Просто бывают какие-то пики отношений позитивные, бывают пики негативные. И то, и другое не соответствует реальному размеру человека. Поэтому когда мы работаем какое-то время в терапевтическом сеттинге, то у нас сначала проходит позитивный идеализирующий перенос, т.е. несколько повышенная оценка, потом наступает пониженная. И надо заранее предупредить человека, оговорить, что вам захочется все это дело бросить, не приходить и т.д., но давайте как-то продержимся некоторое время, потому что рабочая фаза возникает после того как негативная прошла. Т.е. и позитивная отчасти впустую, что-то там есть конечно полезное, но отчасти впустую, и негативная отчасти впустую. И хвалит, и ругает – это пустое, а вот по делу поговорить, после того как похвалил, поругал вот это начинается нормальная работа. И вот до этой нормальной работы нужно еще ехать и ехать. А люди при этом бывают очень упорные и хотят ограничиться рамками консультирования.

Консультирование – это когда мы используем идеализирующий перенос, первую часть. Как только он истощается, так люди говорят: «Ну, все! Спасибо. Вроде бы мы все основное поняли, разобрали. До свидания». И в этом смысле консультант в чем-то работает в более легком поле, потому что это поле позитивных отношений, но в чем-то работает в определенной рисковой ситуации, потому что всегда завершает консультацию на некотором снижении, если это серия консультаций. Т.е. истощается, истощается, и тут уж задача кто кого раньше кинет. Если консультант достаточно хитер, то он тогда выдвигает первым, что вроде я все сказал, что есть, больше ничего нет, потом, если нужно будет, как-нибудь в другой раз придете. Все. Вот тогда удается как-то себя удержать от некоторого эмоционального снижения.

Сколько на это уходит времени? У разных людей по-разному, но в принципе тот стандарт, который у нас обозначен, по-моему, порядка 40-50 сессий, это то время, когда удается, если у человека нет каких-то очень сложных нарушений, то тогда как-то удается проехать. Но вообще тот стандарт, который описан в EAGT – там по 200 часов терапии – он является более подходящим, потому что за это время уж точно как-то и в одну сторону уедут, и в другую сторону уедут, и как-то на рабочую фазу выйдут, а может и неоднократно. Но в любом случае получается, что консультативный стиль, при котором вы работаете 4-6 сессий – это только начало. Собственно к терапевтической работе, связанной с отношениями, вы еще как бы не приступили. Поэтому то, что касается отношений человека – это довольно медленная динамика. Когда мы рассматриваем и описываем коммуникацию, описываем общение людей, у нас есть быстрая динамика – это собственно интеракция: что говорит один человек, что говорит другой человек, как происходит обмен между ними; и есть еще система отношений. И то, что касается этой самой системы отношений, динамика в них довольно медленная. Люди не так просто выходят из отношений. Даже если люди и ссорятся друг с другом, то они удерживают друг друга, например, обидами – уже вроде контактов прямых с человеком нет, зато ходишь и обижаешься на другого. Это в какой-то степени заменяет реальный контакт. Ну как бы про себя знаешь, что вот с этим человеком и с этим человеком есть какие-то отношения, и вроде они такие нормальные. Я помню, в свое время меня как-то довольно сильно удивила моя собственная убежденность в хороших отношениях с рядом своих друзей, с которыми я не встречался лет по 5. Чего-то я думал, что отношения хорошие, главное потом если встречаешься, то и правда отношения хорошие. В этом смысле то, что касается отношений человека, они как-то меняются по своим законам и достаточно медленно. В том случае, если отношения меняются уж как-то слишком быстро, то тогда такого человека все клеймят как психопата и как бы стараются держаться от него подальше. Поэтому эта стабильность в сетке отношений является очень-очень важной.

Исследование системы отношений или как это было обозначено в социальной психологии как социальные сети, и эти социальные сети довольно активно были исследованы в 50-60-е годы, а потом они перешли в область социологии. Оказалось, что система человеческих отношений гораздо более доступна исследованиям разными статистическими методами, цифровыми и социологи стали это описывать в большей степени, чем психологи, что, кстати, довольно странно. Мне кажется, что просто психологи тут сильно лопухнулись, упустив такую тематику. Потому что в этой тематике было определено множество очень интересных особенностей. Например, одна исследовательница из университета Хайфы, с которой я тогда встречался на каком-то из конгрессов, сделала вывод – она сама социолог, а тот вывод, который она сделала в диссертационной работе – совершенно психотерапевтический. А вывод был в том, что люди находятся друг от друга на той дистанции, когда у них меньше всего представлены два страха. Дистанция между людьми определяется двумя страхами: один – это страх приближения, а другой – страх отдаления. Там, где меньше всего у меня и того и другого страха, там я и стараюсь подружиться. Если я начинаю приближаться, возрастает страх близости, и, соответственно, я отодвигаюсь до той поры, пока не начинает возрастать другой страх – страх, что я слишком отодвинулся. Вот приблизительно на такой дистанции и оказываешься. Совершенно психотерапевтический вывод. Я так удивился тогда, что вроде социологическая работа, а выводы психотерапевтические. Это был 90-й год, точно назвать к сожалению уже не могу. Знаю, что этот результат исследования был достаточно важен в моей психотерапевтической работе, потому что позволяет как-то определить дистанцию. В том числе и буквально, когда, например, работаешь с клиентом, то расстояние, на котором ставишь стул от клиента, то расстояние, на котором находишься, оно может быть как бы… например, у меня в кабинете есть такая дальняя дистанция, составляющая максимальную дистанцию, которая также была исследована отнюдь не в области психотерапии, а была исследована уже в области инженерной психологии. Это та дистанция, на которой два организма как-то автоматически влияют друг на друга. Я тоже не помню точно, кто именно эти исследования сделал, они очень известные в области вот психологии труда, что чтобы два организма физиологически друг на друга не реагировали расстояние между ними должно быть больше 4 метров, и, по-моему, 20 сантиметров. Где-то 4.18. Если ближе, то два организма друг на друга реагируют автоматически. Если это мужчина и женщина, то автоматически возникает какой-то элемент сексуального возбуждения и т.д. Соответственно, если у нас группа оказывается на расстоянии по периметру больше этих четырех с половиной метров, то тогда практически люди, которые сидят друг напротив друга, организмически, биологически не связаны, и группа бывает более рыхлая. И в этом смысле маленькая группа оказывается гораздо более сплоченная. Потому что в круг, у которого диаметр составляет где-то около 4 метров, садятся 16 человек, т.е. 16 – со скрипом, 12 – хорошо. В этом смысле у числа людей, которые включены в малую группу есть вполне физиологические объяснения, почему бы это вот так могло работать. И то, что касается терапевтических отношений – для меня это означает, что лучше, чтобы размеры моего кабинета позволяли нам находиться на самой дальней дистанции. Соответственно, если мы работаем с человеком в клетке, размеры которой скажем 3 на 2 метра, то мы совершенно точно оказываемся в зоне достаточно сильного влияния друг на друга. Если у нас есть возможность отойти на 4.50, то градус этих самых отношений несколько понижается. Это про размеры терапевтического кабинета и возможности работать, потому что у меня, я еще раз начал, говорить в кабинете есть такая дальняя дистанция, на которой я располагаюсь с клиентом, она где-то как раз 4 с чем-то метра. 4 метра. Т.е. это как бы максимальное отдаление, потому что в том случае, если я работаю с людьми, у которых большие трудности с формированием отношений и страх отношений, т.е. с теми людьми, у которых достаточно сильно шизоидная акцентуация, то с ними лучше работать с такой дистанции. Причем сами они часто склонны нарушать дистанцию, оказываться слишком близко, потом испытывать неудобства по этому поводу, потом соответственно бросать эти отношения. В общем, масса всяких трудностей.

Т.е. то, что касается терапевтических отношений, с чего я собственно и начал рассказывать, то в них очень важны всякие формальные параметры. Вроде бы они формальные, но на самом деле они по сути. Эти параметры – это длительность встреч, частота встреч. Опять-таки длительность: для одного может быть удобна большая длительность, а для другого человека удобнее покороче. Например, когда мы обсуждали эти же самые психотерапевтические отношения, психотерапевтические сетинги в Москве – а там особые условия оказываются, потому что как с утра начинаются пробки, так человек для того, что бы приехать на час терапии, тратит где-то часа полтора в один конец в пределах города, чтобы там до центра добраться, назад доехать. Получается очень такая неэкономичная вещь. И тут очень интересны разные отношения, потому что здесь есть половая дифференциация, связанная со структурой затрат у мужчин и у женщин. Потому что в принципе структура затрат у мужчин следующая: мужчины привыкли на себя тратить очень мало – у них бывают либо минимальные текущие затраты, либо большие. Т.е. машину купить, дом какой-то, квартиру, куда-то вложить деньги, еще что-то. Т.е. разница между этими затратами очень большая, а оплата психотерапии попадает где-то как раз аккурат посередине. Для женщин структура затрат более равномерная, женщины привыкли существенно больше тратить на себя, и это то, что совпадает с психотерапевтической оплатой. И поэтому часть людей стала работать с мужчинами-клиентами в таком режиме: подряд по 3 часа, т.е. раз в неделю, но 3 часа. Потому что опять-таки с точки зрения той самой разницы между мужской и женской психологией, для мужчин важнее получить сразу какой-то большой кусок и как-то это почувствовать. Так что практика такой работы и практика такого вот сеттинга, она есть, и если у вас клиент – мужчина, и склонен к такому варианту, то это возможно. Мы как раз обсуждали то, как это сказывается на работе. И здесь есть другой фактор, потому что я, например, на такую работу сам не соглашаюсь. Потому что мое время – просто я привык за годы работы – оно поделено на такие куски по 50 минут, по часу. Соответственно, когда проходит 50 минут, то работа как бы для меня заканчивается, и в этом смысле работать 3 часа я не могу. Ну просто как бы связано с моими привычками.

Я пока описываю скорее некоторые формальные принципы, потому что в формальные принципы, входит и еще один фактор – это фактор оплаты. И определить оплату работы это тоже очень большая сложность. Люди автоматически склонны снижать стоимость оплаты. Потому что в большинстве случаев, если удается что-то сделать подешевле, найти подешевле – это хорошо. Но не в этом варианте. Один из авторов, один из философов нашего времени, французский философ Жан Бодреяр в одной из последних переведенных у нас работ уделяет очень много внимания следующему фактору. В нашей жизни, в 20-м веке и сейчас уже в начавшемся 21-м, душа как-то стала менее важна, чем тело, т.е. тело заняло место души, и люди заботятся о своем теле так, как раньше, в прошлые века они заботились о своей душе. И соответственно проделывают определенные ритуальные действия. И тогда врачи стали жрецами, к которым ходят с соответствующими установками, используют их как оракулов: «Что у меня с телом там будет? Как это сложится?» Лекарства приобрели роль жертвы. А раз это жертва, то тогда действует противоположная логика, тогда моя задача заплатить максимально, насколько я могу. И поэтому спрос как раз на дорогие лекарства все растет и растет. При этом парадоксально, что спрос на дорогие лекарства растет, а употребление лекарств также составляет где-то 15% от купленных препаратов. Ну рекорд по неупотреблению купленных препаратов поставили лекарства против птичьего гриппа. В принципе их закупило довольно большое количество людей, а не употреблял никто. С точки зрения философии, магического мышления это такая чистая жертва, нужно отдать жертву. Плюс есть еще специальные священные процедуры, которые нужно проделывать со своим телом для того, чтобы избавиться от каких-то неприятностей в будущем. Это процедуры какого-то специального очищения, процедуры связанные с разными массажами. Ну в общем масса, сами знаете. Чего я буду лезть в ту область, в которой сам ничего не делаю. Т.е. в отношении тела употребляется именно такое вот какое-то магическое действие. И в этом смысле психотерапевт в ряде случаев может сыграть тоже как один из персонажей служителей культа тела. Т.е. работа с психосоматическими симптомами и т.д. Как бы тоже присоединиться к общему культу тела, и стать одним из жрецов, которые соответственно как-то с этим культом тела разбираются. И тогда, если он становится таким человеком, который включен в культ тела, то на него распространяется эта же логика жертвенности, и тогда оплата должна быть максимально высокой. И сейчас довольно много начинающих в Москве людей периодически поднимают стоимость своих встреч ну выше всяких разумных пределов, и что интересно, это вызывает больший интерес у клиентов. Поскольку если нужны жертва, то вот, пожалуйста, жертва. А то, что касается другой части, я даже про нее, наверное, и говорить особо не буду – сами знаете, что бесплатная терапевтическая работа к сожалению не идет. Если клиент совсем ничего не платит, то возникает представление и оно совершенно правильное, что оплата тут происходит какими-то другими способами. То ли терапевту нужно какое-то признание, любовь, которую он не получает другим способом, то ли преследуются какие-то дополнительные цели.

Поэтому то, что касается стоимости, все-таки есть такой маяк, центральный ориентир, на который стоит ориентироваться для того, чтобы закончить рамку терапевтических отношений. Этот ориентир где-то составляет следующее. У каждого человека есть определенная сумма месячных расходов, и она довольно большая. Не доходов, а расходов. И желательно, чтобы оплата психотерапии в структуре месячных расходов составляла порядка 10%. Если она оказывается меньше 10%, т.е. стремится, например, к 1%, то ваша работа, скорее всего, будет оценена как незначимая, или будет какое-то другое сильное смещение. Если она стремится в другую сторону, скажем хотя бы к 1/5, к 20%, то вы оказываетесь в числе незаметных кровопиец, которые слишком уж истощают человека. Это психотерапевтический ориентир, который был выделен также давным-давно, во времена психоанализа – сколько человек, с которым вы работаете, желательно затрачивал бы на психотерапию. Есть, конечно, разные варианты, и в этом смысле всегда нужно относиться индивидуально, потому что то, что касается финансовой рамки психотерапевтических отношений – это не набор правил, а скорее часть психотерапевтической работы. Потому что в некоторых случаях оплата, в идеале, например, делается посессионно, т.е. человек приходит и оплачивает сессию. В некоторых вариантах, по предложению клиента или по предложению терапевта оплачивается на месяц вперед. В некоторых случаях – наоборот, оплачивается, после того, как был проведен месяц встреч и т.д. В этом смысле, это также один из инструментов, просто один из инструментов, который формирует определенные условия психотерапевтического сотрудничества, психотерапевтического альянса.

Почему я об этом всем подробно рассказываю. Потому что содержание очень интересное, но рамка – рамка очень важна. Она может быть более скучная, но она точно важна для психотерапевтической работы. Потому что собственно в этой рамке и будет дальше видно, что у нас происходит. А происходить могут очень многие вещи. Например, одна клиентка, теперь уже много-много лет назад пришла ко мне по рекомендации. И в течение первых, по-моему, уж не помню точно сколько, но порядка 10 сессий, меня ругала. Ну и это какая-то интересная особенность. Сначала был я совсем неожиданно удивлен – приходит кто-то ругает, потом платит деньги за это. В общем ничего, вполне. Потом как-то освоился в этом пространстве, тоже стал ориентироваться. Тем более, что приходит аккуратно, деньги платит исправно и ругает по разным параметрам, очень так основательно. Иначе говоря, наш с ней контакт начался с негативного переноса. Почему он начался с негативного переноса, потом выяснилось. Потому что она пришла по рекомендации от другого терапевта, с которым она перед этим работала. Потом, в какой-то момент психотерапевтические отношения у них перешли в личные, в интимные, на чем их психотерапевтическая работа и закончилась. А негативный перенос достался уже следующему терапевту, т.е. мне. Нормально. Т.е. отношения прервались вот таким способом.

В общем, то, что касается характера переноса – это рамка, а то чем эта рамка наполняется, связано с одним простым фактором: перенос это буквально просто перенесение – перенос или трансфер – это перенесение опыта прошлых отношений в существующие отношения. Например, если человек, которого я расспрашиваю по поводу того, как он себя чувствует, начинает рассказывать мне историю болезни – то, что касается генетических факторов, которые повлияли на то, что он такой, схожих болезней у родственников, подробный собственный анамнез – я понимаю, что он считает меня одним из врачей и, что, скорее всего, он имел с ними довольно продолжительные отношения. Скорее всего, лежал в клинике, где его обучили рассказывать свою жизнь – как историю болезни. Соответственно по таким параметрам я узнаю довольно много.

То что касается еще некоторых особенностей, тоже относящихся к психотерапевтическому сеттингу. Кстати, сноска: я сейчас использую термин «психологическая работа» чаще, чем «психотерапевтическая», потому что частная психологическая практика: во-первых не несет на себе печати того, что это работа с больными, это просто частная психологическая практика и все. И второе это позволяет быть и мне самому более свободным. В том случае, если те явления, с которыми я встречаюсь, оказываются слишком опасными, неподходящими для работы в условиях частной практики, то у меня есть все основания, для того чтобы рекомендовать отправить человека в какие-то специальные условия, потому что в условиях обычной жизни не удается справиться с какими-то обстоятельствами. Например с обстоятельствами, связанными с употреблением каких-то химических психоактивных веществ: наркомания, алкоголизм оказывается невозможным для работы. Или состояние возбуждения, неконтролируемой тревоги или еще что-то оказывается слишком сильными и человек не может самостоятельно с этим справиться, и справляться с этим – это тоже не мое занятие. Здесь уже требуется какая-то клиническая поддержка. Поэтому то, что касается такой практической психологической работы – это довольно удобная рамка, в которой можно получить достаточно времени и достаточно свободы, для того что бы справиться с разными довольно непростыми нарушениями. В первую очередь нарушениями в развитии человека, потому что то, что относится к гештальт подходу, полностью относится и к психоанализу. Все нарушения, которые мы видим, по большому счету считаются нарушениями развития. Когда человек не может развиваться дальше в какой-то области. Не важно в какой: производственной, духовной, семейной или еще какой-то. Просто развитие останавливается и это оказывается тяжело.